— Она это не всерьёз!
Её отец вскочил на ноги и встал между ними, словно надеясь собственной грудью закрыть волшебника от слов своей дочери.
— Всерьез, всерьёз. — Юнец улыбался, но в глазах у него полыхал гнев. — Пусть говорит.
Китти едва остановилась, чтобы перевести дыхание.
— Я презираю и ненавижу вас и всех прочих волшебников! Вам плевать на людей, таких, как мы! Мы живем только… только ради того, чтобы кормить вас, прибираться у вас в домах и шить вам одежду! Мы трудимся, как рабы, на ваших заводах и фабриках, пока вы с вашими демонами купаетесь в роскоши! А если нам случается перейти вам дорогу — горе нам! Мы всегда остаемся в проигрыше, как Якоб! Вы подлые, злые, бессердечные и самодовольные!
— Самодовольные? — Юнец поправил свой платочек в нагрудном кармашке. — Да у вас истерика, барышня. Я просто знаю себе цену и стараюсь выглядеть соответственно. Внешний вид весьма важен, знаете ли.
— Да для вас ничего не важно! Отцепись, мам!
Китти в ярости поднялась на ноги. Мать, обезумев от отчаяния, схватила её за плечи. Китти отпихнула её.
— Кстати, о внешнем виде, — бросила она. — Эти брюки вам узки!
— Да ну? — Юнец тоже встал. Его пальто взметнулось у него за плечами. — Знаете, с меня довольно. В лондонском Тауэре у вас будет предостаточно времени на то, чтобы как следует обдумать своё мнение о костюмах.
— Нет! — Мать Китти осела на пол. — Мистер Мэндрейк, прошу вас…
Отец Китти поднялся так скованно, как будто у него вдруг заныли все кости.
— Неужели ничего нельзя сделать?
Волшебник покачал головой.
— Боюсь, что ваша дочь давно уже выбрала свой путь. Я сожалею об этом, поскольку вы оба явно верны правительству.
— Она всегда была упрямой и опрометчивой девчонкой, — тихо сказал отец Китти, — но я никогда не подозревал, что она ещё и дурная. Этот инцидент с Якобом Гирнеком должен был бы чему-то нас научить, но мы с Айрис всегда надеялись на лучшее… А теперь, когда наши войска отправляются в Америку и со всех сторон как никогда угрожают враги, обнаружить, что наша девочка — изменница, по уши в преступлениях… Это раздавило меня, буквально раздавило, мистер Мэндрейк. Я ведь всегда учил её только хорошему.
— Нуда, разумеется! — поспешно ответил волшебник. — И тем не менее…
— Я её почетный караул водил смотреть и на парады по праздникам. Она сидела у меня на плечах в День Империи, когда толпа на Трафальгарской площади приветствовала премьер-министра в течение целого часа. Вы-то этого, наверное, не помните, мистер Мэндрейк, вы сами ещё так молоды, но это было великое событие. И вот теперь моей маленькой дочурки больше нет, а вместо неё откуда-то взялась эта угрюмая мерзавка, которая совершенно не считается с родителями, не чтит властей… Не любит родину…
Голос у него сорвался.
— Какой же ты идиот, папочка! — сказала Китти.
Её мать по-прежнему стояла на коленях на полу и умоляла волшебника:
— Мистер Мэндрейк, прошу вас, не надо её в Тауэр, пожалуйста!
— Простите, миссис Джонс, но…
— Все в порядке, мама, — сказала Китти, не скрывая своего презрения. — Можешь встать с колен. Ни в какой Тауэр он меня не заберет. Хотела бы я посмотреть, как у него это получится!
— Да ну? — усмехнулся юнец. — Вы сомневаетесь в моих возможностях?
Китти оглядела комнату.
— По-моему, вы тут один.
Слабая усмешка.
— Это только так кажется. Идемте, госпожа Джонс. На соседней улице ждёт казенная машина. Вы сами пойдёте, или мне придётся применить силу?
— Никуда я не пойду, мистер Мэндрейк!
И Китти ринулась вперёд, замахнувшись кулаком. От удара в скулу волшебник отлетел и рухнул в кресло. Китти перешагнула через скорчившуюся на полу мать и бросилась к двери. Но тут её крепко схватили за руку. Её отец: лицо белое, глаза выпучены.
— Папа, пусти!
Она дернула его за рукав, но он держал её, как клещами.
— Что ты наделала? — Отец смотрел на неё так, словно она превратилась в какое-то чудовище. — Что же ты наделала?!
— Пап! Просто отпусти меня, и все. Пусти, пожалуйста.
Китти вырывалась, но её отец только сильнее стискивал руку. Мать потянулась с пола и ухватила Китти за ногу — как-то неуверенно, словно сама не знала, чего хочет: поддержать дочь или удержать её. Волшебник в кресле пошевелился, встряхнул головой, точно просыпающаяся собака, посмотрел в их сторону. Его взгляд, когда он наконец сфокусировался, был убийственным. Он произнёс несколько неблагозвучных слов на незнакомом языке и хлопнул в ладоши. Китти и её родители прекратили бороться. Посреди комнаты, откуда ни возьмись, повисли отвратительные клубы пара. Внутри них появилось что-то тёмное: иссиня-чёрная фигурка с тонкими рожками и кожистыми крыльями обвела их взглядом и мерзко ухмыльнулась.
Волшебник потёр щёку, подвигал челюстью.
— Вот девушка, — сказал он. — Схвати её и не отпускай. Можешь драть её за волосы сколько хочешь.
Тварь хрипло пискнула в ответ, захлопала крылышками и вылетела из своего туманного гнезда. Отец Китти издал глухой стон, его хватка ослабла. Мать бросилась к буфету и спрятала лицо.
— И это все, на что ты способен? — спросила Китти. — Всего-навсего мулер? Тоже мне!
Она протянула руку, и не успела изумленная тварь вцепиться в неё, как девушка сама ухватила её за шею, раскрутила над головой и швырнула в лицо волшебнику. Мулер взорвался, издав неприличный звук. Костюм и пальто волшебника, а также окружающая мебель оказались усеяны множеством мелких вонючих фиолетовых капелек. Он изумленно вскрикнул, одной рукой потянулся за платком, а другой сделал какой-то таинственный знак. У его плеча тут же появился маленький краснорожий бес. Бес прыгнул на буфет и разинул пасть. Из пасти вылетела оранжевая молния, которая ударила Китти в грудь и припечатала её к двери. Мать завизжала, отец вскрикнул. Бес торжествующе запрыгал…